(1)Если бы природа могла чувствовать благодарность к человеку за то, что он проник в её жизнь и воспел её, то прежде всего эта благодарность выпала бы на долю Михаила Пришвина.
(2)Михаил Михайлович Пришвин – это было имя для города, а в тех местах, где Пришвин чувствовал себя дома – в избах объездчиков, в затянутых туманом речных поймах, под тучами и звёздами полевого русского неба, – звали его просто «Михалычем». (3)И, очевидно, огорчались, когда этот человек исчезал в городах, где только ласточки, гнездившиеся под железными крышами, напоминали ему об его «журавлиной родине». (4)Жизнь Пришвина – пример того, как человек отрешился от всего наносного, навязанного ему средой и начал жить только «по велению сердца». (5)В таком образе жизни заключается величайший здравый смысл. (6)Человек, живущий «по сердцу», в согласии со своим внутренним миром, – всегда созидатель, обогатитель и художник.
(7)Если внимательно прочесть всё написанное Пришвиным, то остаётся убеждение, что он не успел рассказать нам и сотой доли того, что он превосходно видел и знал. (8)Для таких мастеров, что могут написать целую поэму о каждом слетающем с дерева осеннем листе, мало одной жизни. (9)А этих листьев падает множество. (10)Сколько же листьев упало, унося с собой невысказанные мысли писателя, те мысли, о каких Пришвин говорил, что они падают, как листья, без всяких усилий!
(11)О Пришвине писать трудно. (12)Его нужно выписывать для себя в заветные тетрадки, перечитывать, открывая новые ценности в каждой строке, уходя в его книги, как мы уходим по едва заметным тропинкам в дремучий лес с его разговором ключей и благоуханием трав, погружаясь в разнообразные мысли и состояния, свойственные этому чистому разумом и сердцем человеку.
(13)Пришвин думал о себе как о поэте, «распятом на кресте прозы». (14)Но он ошибался. (15)Его проза гораздо сильнее наполнена соком поэзии, чем многие стихи и поэмы.
(16)Книги Пришвина, говоря его же словами, – это «бесконечная радость постоянных открытий». (17)Несколько раз я слышал от людей, только что отложивших прочитанную пришвинскую книгу, одни и те же слова: «Это настоящее колдовство!» (18)Из дальнейшего разговора выяснялось, что под этими словами люди понимали трудно объяснимое, но явное, присущее только Пришвину очарование.
(19)В чём его тайна? (20)В чём секрет этих книг? (21)Слова «колдовство», «волшебность» относятся обыкновенно к сказкам. (22)Но ведь Пришвин не сказочник. (23)Он человек земли, «матери сырой земли», свидетель всего, что совершается вокруг него в мире.
(24)Секрет пришвинского обаяния, его колдовства – как раз в этой его зоркости. (25)Это та зоркость, что в каждой малости открывает интересное, что под прискучившим покровом окружающих явлений видит глубокое содержание. (26)Всё сверкает поэзией, как трава от росы. (27)Самый ничтожный листок осины живёт своей жизнью.
(28)Я беру книгу Пришвина, открываю её и читаю. (29)«Ночь прошла под большой чистой луной, и к утру лёг первый мороз. (30)Всё было седое, но лужи не замерзали. (31)Когда явилось солнце и разогрело, то деревья и травы обдались такой сильной росой, такими светящимися узорами глянули из тёмного леса ветки елей, что на эту отделку не хватило бы алмазов всей нашей земли».
(32)В этом поистине алмазном кусочке всё просто, точно и полно неумирающей поэзией. (33)Язык Пришвина – язык народный. (34)Он мог сложиться лишь в тесном общении русского человека с природой, в труде, в простоте и мудрости народного характера.
(35)У ботаников есть термин – разнотравье. (36)Он обычно относится к цветущим лугам. (37)Разнотравье – это сплетение сотен разнообразных и весёлых цветов, раскинувшихся сплошными озёрами по поймам рек.
(38)Прозу Пришвина можно с полным правом назвать разнотравьем русского языка. (39)Слова у Пришвина цветут, сверкают. (40)Они то шелестят, как травы, то бормочут, как родники, то пересвистываются, как птицы, то позванивают, как первый лёд, то, наконец, ложатся в нашей памяти медлительным строем, подобно течению звёзд.
(По К.Г. Паустовскому)
Какое утверждение соответствует содержанию текста?
Пришвин известен читателям лишь как писатель-сказочник.
Язык, которым написаны произведения Пришвина, рождался исключительно за письменным столом в тишине кабинета.
Пришвин всегда чувствовал себя неуютно в избах объездчиков и под открытым небом.
Проза Пришвина гораздо более поэтична, чем многие стихи и поэмы.
