Вопрос № 900719 - Русский язык

В каком предложении придаточную часть сложноподчинённого предложения нельзя заменить обособленным определением, выраженным причастным оборотом?

В каком предложении придаточную часть сложноподчинённого предложения нельзя заменить обособленным определением, выраженным причастным оборотом?

Прочитайте текст.

Интересно отметить, что высота волн далеко не одинакова во всех морях. Чем глубже море, чем обширнее его поверхность, чем меньше на нём островов и мелей, мешающих беспрепятственному движению водных масс и ветра, тем волны больше. При этом некоторое значение имеет и солёность воды, вернее, её плотность. Солёная вода тяжелее пресной и менее поддаётся усилиям ветра, чем пресная: чем солонее вода, тем волны ниже. Вот почему, при равных площадях, озёра бывают более бурными, чем морские бухты, отделённые от моря скалами и песчаными банками. Но если площади водяных бассейнов разные, то и волны их будут неодинаковы. На нашем Каспийском море волны гораздо мельче, чем в обширном Средиземном море, а в этом последнем они опять-таки значительно мельче, чем в Атлантическом океане. В свою очередь, атлантические волны никогда не достигают тех размеров, которые устрашают плавателей Тихого океана.

В каком из приведённых предложений верно передана главная информация, содержащаяся в тексте?

         (1)Мир, в котором мы живём, очень изменился за последние сто лет. (2)Он стал больше, но расстояния между нами сделались короче. (3)И мы, люди совершенно разных культур, ещё недавно обитавшие будто в разных измерениях, неожиданно очутились рядом: в одном мире, в одном городе, в одном доме.
          (4)У нас разный разрез глаз. (5)Мы называем Бога разными именами. (6)По-разному видим себя, жизнь, историю. (7)Мы не похожи. (8)Мы смотрим на другого, как на инопланетянина, и не слишком хорошо понимаем его. (9)То есть не слишком хорошо понимаем его ценности. (10)Да и не очень интересуемся ими. (11)Потому что не видим в этих ценностях особой важности. (12)Как в анекдоте про наших разведчиков и ихних шпионов...
          (13)Как нам быть вместе? (14)Мы не можем жить дальше так, будто мы одни, будто мы обладаем конечной истиной и знаем, каким должен быть мир. (15)Похожее происходит с ребёнком, который из семьи со своими обычаями и традициями вдруг попадает в огромный мир, населённый множеством таких, как он сам, и совсем других. (16)И оказывается, что его большой и сильный папа в этом мире не самый главный.
          (17)Так что же нам делать? (18)Что же, как не взрослеть и не искать взаимопонимания, искать то, что объединяет нас? (19)Что же, как не искать новые способы существования, ведь время не повернёт вспять?
          (20)И как ответ на вопрос о сосуществовании рождается понятие толерантности. (21)А вместе с ним и проблема её определения. (22)Для кого-то это отсутствие каких-либо жизненных критериев, моральная аморфность и равнодушие. (23)Для других нечто западное, чуждое русскому человеку, разрушающее его национальную и духовную самобытность, противоположное нашей родной терпимости.
          (24)Да, в отличие от терпимости, развитие толерантности требует философского подхода. (25)Это не просто терпение по отношению к «заблуждениям» другого человека (что само по себе хорошо, но недостаточно), это усилие понять, почему он так думает, придать ценность его идеям, понять относительность наших маленьких «истин». (26)Ведь, в конечном счёте, за всеми разнообразными представлениями о мире, какими бы они нам ни казались – верными или нет, стоит один и тот же поиск ответов на вечные вопросы о смысле жизни, о Боге, о судьбе. (27)И это объединяет всех нас.
          (28)Говоря другими словами, может быть, не так важен день, который мы считаем выходным – будь это пятница, суббота или воскресенье. (29)Намного важнее то, чем мы живём во все остальные дни недели, как прощаем и как любим повседневно. (30)Ведь в нашей жизни, как правило, проблемы возникают не в сфере духовного, а в быту. (31)Как быть, если сосед постится и никак не хочет выпить с нами за Новый год? (32)Как быть, если даже самые близкие люди не разделяют нашего глубокого интереса к буддийской философии? (33)Но ведь из понимания рождается и взаимное уважение к чужой культуре, обычаям, убеждениям.
          (34)С другой стороны, толерантность – это вовсе не равнодушие к тому, что происходит вокруг. (35)Отсутствие реакции на глупость, насилие, свидетелями которых мы являемся, вряд ли говорит о толерантности. (36)Человек, оскверняющий святыни или оскорбляющий человеческое достоинство под предлогом занятия искусством, требует адекватного ответа общества. (37)Но не подавления или уничтожения, а, скорее, воспитания, поскольку своими инфантильными поступками напоминает неразумное дитя. (38)Как минимум, нам стоит помнить, что человек и его идеи, характер, поступки не одно и то же, и бороться с ними, если мы с чем-то не согласны, «огнём и мечом» – путь в никуда. (39)Нам могут быть далеки идеи, неприятен характер, противны поступки, но разве может быть чужд сам человек? (40)В понимании этого, в поиске общего, объединяющего нас, может быть, и есть главный смысл толерантности.
(По И. Барабашу)
Какое утверждение не соответствует содержанию текста?

         (1)Осенью 1903 года Антон Павлович Чехов приехал в Москву совершенно больным. (2)Это, однако, не мешало ему присутствовать почти на всех репетициях его новой пьесы, окончательное название которой он никак не мог ещё тогда установить.
          (3)Однажды вечером мне передали по телефону просьбу Чехова заехать к нему по делу. (4)Я бросил работу, помчался и застал его оживлённым, несмотря на болезнь. (5)По-видимому, он приберегал разговор о деле к концу, как дети вкусное пирожное. (6)Пока же, по обыкновению, все сидели за чайным столом и смеялись, так как там, где Чехов, нельзя было оставаться скучным. (7)Когда чаепитие закончилось, Антон Павлович повёл меня в свой кабинет, затворил дверь, уселся в свой традиционный угол дивана, посадил меня напротив себя и стал в сотый раз убеждать меня переменить некоторых исполнителей в его новой пьесе, которые, по его мнению, не подходили.
          (8)Я знал, что эти разговоры были лишь прелюдией к главному делу, и потому не спорил. (9)Наконец мы дошли и до дела. (10)Чехов выдержал паузу, стараясь быть серьёзным. (11)Но это ему не удавалось – торжественная улыбка изнутри пробивалась наружу.
          – (12)Послушайте, я же нашёл чудесное название для пьесы. (13)Чудесное! – объявил он, смотря на меня в упор.
          – (14)Какое? – заволновался я.
          – (15)Вишневый сад, – и он закатился радостным смехом.
          (16)Я не понял причины его радости и не нашёл ничего особенного в названии. (17)Однако, чтоб не огорчить Антона Павловича, пришлось сделать вид, что его открытие произвело на меня впечатление. (18)Что же волнует его в новом заглавии пьесы? (19)Я начал осторожно выспрашивать его, но опять натолкнулся на эту странную особенность Чехова: он не умел говорить о своих созданиях. (20)Вместо объяснения Антон Павлович начал повторять на разные лады, со всевозможными интонациями и звуковой окраской:
          – (21) Вишневый сад. (22)Послушайте, это чудесное название! (23) Вишневый сад. (24) Вишневый!
          (25)Из этого я понимал только, что речь шла о чём-то прекрасном, нежно любимом: прелесть названия передавалась не в словах, а в самой интонации голоса Антона Павловича. (26)Я осторожно намекнул ему на это, но моё замечание опечалило его, торжественная улыбка исчезла с его лица, наш разговор перестал клеиться, и наступила неловкая пауза.
          (27)После этого свидания прошло несколько дней или неделя. (28)Как-то во время спектакля он зашёл ко мне в грим-уборную и с торжественной улыбкой присел к моему столу. (29)Чехов любил смотреть, как мы готовимся к спектаклю. (30)Он так внимательно следил за нашим гримом, что по его лицу можно было угадывать, удачно или неудачно кладёшь на лицо краску.
          – (31)Послушайте, не Вишневый, а Вишнёвый сад, – объявил он и закатился смехом.
          (32)В первую минуту я даже не понял, о чём идёт речь, но Антон Павлович продолжал смаковать название пьесы, напирая на нежное «ё» в слове «вишнёвый», точно стараясь с его помощью обласкать прежнюю красивую, но теперь ненужную жизнь, которую он со слезами разрушал в своей пьесе. (33)На этот раз я понял тонкость: вишневый сад – это деловой, коммерческий сад, приносящий доход. (34)Такой сад нужен и теперь. (35)Но вишнёвый сад дохода не приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни. (36)Такой сад растёт и цветёт для прихоти, для глаз избалованных эстетов. (37)Жаль уничтожать его, а надо, так как процесс экономического развития страны требует этого.
          (38)Сравнивая, как держал себя на репетициях Чехов, с тем, как вели себя другие авторы, удивляешься необыкновенной скромности большого человека и безграничному самомнению других, гораздо менее значительных писателей. (39)Один из них, например, на моё предложение сократить многоречивый, фальшивый, витиеватый монолог в его пьесе сказал мне с горечью обиды в голосе:
          – (40)Сокращайте, но не забывайте, что вы ответите перед историей.
          (41)Напротив, когда мы дерзнули предложить Антону Павловичу выкинуть целую сцену в конце второго акта «Вишнёвого сада», он сделался очень грустным, бледным, как мел, но, подумав, ответил:
          – (42)Сократите!
          (43)И никогда не высказал нам по этому поводу ни одного упрёка.
(По К. С. Станиславскому*)

*Константин Сергеевич Станиславский (наст. фам. Алексеев) (1863–1938) – российский режиссёр, актёр, педагог, теоретик театра, народный артист СССР. Деятельность Станиславского оказала значительное влияние на русский и мировой театр 20 века. В 1898 с В. И. Немировичем-Данченко Станиславский основал Московский Художественный театр.
Какое утверждение не соответствует содержанию текста?

         (1)Немного можно назвать прозаиков, наших старых мастеров, о ком так охотно, так нежно говорили бы многие писатели среднего поколения, учившиеся после войны у Паустовского.
          (2)Паустовский-писатель и Паустовский-человек слиты воедино. (3)Я нисколько не преувеличу, если скажу, что встречи с Паустовским на семинарах в Литературном институте были праздником, которого нетерпеливо ждут, и возбуждающим импульсом, необходимым каждому писателю. (4)Его общение со студентами высекало искру – хотелось писать лучше, глубже и любить жизнь и литературу так же, как и он.
          (5)Он говорил о значении и весомости каждого слова, о точности единственно найденного эпитета, о ритме прозы, о непостижимом сочетании юмористического и трагедийного, о кратком пейзаже и психологическом контексте. (6)Он говорил о любимых и нелюбимых словах, которые есть у всех писателей. (7)Он рассказывал об остроте, зоркости и беспощадности писательского глаза. (8)Он говорил о титаническом труде Флобера над фразой, он рассказывал о мастерстве Чехова, Куприна, Бунина. (9)Он иногда сердился, что почти незаметно было внешне. (10)Но фраза, сказанная им: «Это не проза, это перекатывание булыжников по мостовой», говорила о том, что прочитанный рассказ студента написан торопливо, неряшливо, без любви к слову. (11)Однако, сам будучи превосходным стилистом, он был терпим к разным стилевым направлениям, к разным средствам выражения, он никому не навязывал своей манеры письма. (12)Но он был нетерпим к рационалистической манере «чистописания», к той академической гладкописи, которая навевает ощущение пыльной пустоты покинутого навек дома.
          (13)Слушая Паустовского на семинарах, мы впервые понимали, что творчество писателя, его путь – это не бетонированная дорога с удручающей и лёгкой прямизной, это не лавры самодовольства, не честолюбивый литературный нимб, не эстрадные аплодисменты, не удовольствия жизни. (14)Это – «сладкая каторга» человека, судьбой и талантом каждодневно прикованного к столу. (15)Это нечастые находки и горькие сомнения, это труд и труд и вечная охота за неуловимым словом. (16)Это мужество и напряжение всех физических и душевных сил.
          (17)Однако тогда мы, студенты, ещё, по-видимому, не осознавали до конца весь смысл слов Паустовского, постоянно говорившего нам, что писать каждую книгу нужно так, будто это твоя последняя книга. (18)Не надо бояться отдавать ей всё, расточительно и щедро, никогда не надо откладывать своё искреннее, главное на будущее.
          (19)Иногда мы думаем, что нельзя расточать себя на какую-то одну вещь, надо сдерживать себя, видя впереди другую, ещё не написанную книгу – цель всей твоей жизни. (20)Порой мы не знаем, какова же будет книга, о чём она, кто главный герой её, но, видимо, это самая лучшая, та, которой ещё нет, которая не написана, но будет написана. (21)Будущая книга кажется нам совершенством.
          (22)Опытнейший мастер слова, Паустовский прав: надо найти себя, и в каждой книге «выливаться» полностью, не жалея себя и не скупясь. (23)Только так создаются честные и страстные вещи. (24)Только так писатель начинает взвешивать и ценить своё слово. (25)Только так рождается «чудо» искусства, лишь так писатель может приблизиться ко всему тому, что создано гением природы. (26)Ведь всё, что мы пишем вообще, всё искусство – это лишь приближение к красоте и сложности мира.
          (27)Книги Паустовского свежи, солнечны, в них туго сжата пружина молодой энергии, они искрятся, они волнуют, в них нет усталости, в них по-прежнему юный солёный запах моря, блеск жаркого южного полдня.
(По Ю. В. Бондареву*)

*Юрий Васильевич Бондарев (род. в 1924 г.) – русский писатель, участник Великой Отечественной войны, представитель так называемой «лейтенантской прозы», автор произведений «Батальоны просят огня», «Тишина», «Горячий снег», «Берег», «Выбор», «Последние залпы» и мн. др. По нескольким произведениям Юрия Бондарева сняты художественные фильмы.
Какое из перечисленных утверждений является верным?